Олимпийская чемпионка подвела итоги самого сложного сезона в своей карьере и рассказала о том, как отказалась от идеи перейти в танцы на льду.

Неделю назад у нее закончился очень непростой сезон, вместивший в себя смену тренера, переезд из Москвы в Сочи, начало самостоятельной жизни. Об интервью мы договаривались еще в феврале, когда возвращались в одном вагоне поезда из Саранска, где проходил финал кубка России, и предчувствуя, что разговор будет долгим, Юля попросила перенести его на более поздний срок – когда закончатся все соревнования и можно будет наконец выдохнуть. Встретились мы в Москве – почти сразу после того, как 17-летняя фигуристка выиграла в австрийском Инсбруке свой первый в этом сезоне турнир Cup of Tyrol.
НА ТРЕНИРОВКАХ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ИСПЫТЫВАЛА ШОК

– Давайте начнем с самого начала. Когда вы приняли решение уехать в Сочи, то были настроены оптимистично. Какой оказалась встреча с реальностью?

– Интересной. Речь ведь шла не только о тренировках, но и о том, чтобы начать новую самостоятельную жизнь. Уезжала-то я одна, причем впервые в жизни. Для начала выяснила, что еда, оказывается, берется не в холодильнике, а шампунь – не появляется сам собой на полочке в ванной. Раньше о таких вещах я вообще не задумывалась. На тренировки первое время старалась ходить пешком или ездить на велосипеде, но обнаружилось, что это не так просто. После того, как в Сочи построили трассу "Формулы-1", по пути на каток приходится делать приличный крюк, и если ты с велосипедом, то его нужно взваливать на себя и тащить через все мостики.

В тренировках я тоже каждый день испытывала шок. Новым было все. Например, очень большое количество общефизической подготовки, которое нужно было как-то сочетать с тренировками на льду. В Москве мы вообще не занимались ОФП организованно    – только хореографией. О своей физподготовке каждый заботился сам. В Сочи мы тоже занимаемся хореографией каждый день, но она идет лишь дополнением ко всем остальным занятиям.

Поначалу меня освобождали от значительной части работы в зале, поскольку нужно было готовиться к чемпионату России и много работать на льду. Но тоже было непросто. Выяснилось, что по сравнению с другими ребятами, которые катаются у Алексея Евгеньевича (Урманова. – Прим "СЭ"), у меня, можно сказать, вообще нет мышечного корсета.    А попытки его наработать за короткий срок приводили к тому, что следующий день после полноценной тренировки в зале я лежала пластом и вообще не могла встать.

– В самом начале сезона, когда вы еще тренировались в Москве, меня, честно говоря, удивило построение ваших программ. В частности, тот факт, что все прыжки стояли в первой половине. Это было пределом ваших физических возможностей на тот момент?

– Почему вообще получилось так, что в первую половину – особенно в короткой программе – попали все прыжки, я, честно говоря, не помню. Хотя в произвольной постановке у меня действительно были проблемы. В олимпийском сезоне, если помните, я катала программу, где во вторую половину были вынесены пять прыжковых элементов. На следующий год во мне вроде бы ничего не изменилось, но я делала первую половину программы с двумя каскадами, вращением и дорожкой шагов – и все, на этом программа заканчивалась. За весь сезон мне не удалось тогда сделать ни одного чистого проката даже в тренировке.

На соревнованиях все выходило еще хуже. Когда понимаешь, что не можешь катать программу в принципе, поскольку ни разу не смог ее прокатать в тренировке, то думаешь, разумеется, только об этом. И никакой уверенности это не прибавляет.

– И так продолжалось весь послеолимпийский год?

– Даже дольше. Собрать всю, пусть и очень слабенькую программу мне впервые удалось в прошлом октябре на сборе в Америке. Следующие два чистых проката у меня получились перед чемпионатом России, когда я уже каталась у Урманова, еще один – перед финалом кубка России в Саранске.

– Другими словами, повод для оптимизма появился почти сразу после перехода к новому тренеру?

– На самом деле нет.  Первое, с чем я столкнулась у Урманова – совершенно непривычные для меня заходы на прыжки. Это по сути самое важное для фигуриста: если заход построен неправильно, никакого прыжка, понятное дело, не будет. И я всегда думала, что заход всегда должен быть одинаков. Алексей Евгениевич мог дать задание сделать тройной лутц с шагов. Допустим – крюк-выкрюк-подпрыжка-подпрыжка-перетяжка-прыжок.

Каждый день мы прыгали с самых разнообразных заходов, то есть даже привыкнуть к какому-то определенному набору элементов было нельзя. Это был такой ужас… На кого из ребят ни посмотрю, все прыгают тройные, причем безо всякого труда. У меня даже двойные прыжки не получались. Переживала страшно, причем не столько за себя, столько за тренера. Мне казалось, что он смотрит на все это и думает: -Боже, кого я взял? И эту девочку мне придется выводить на чемпионате России?-. [взломанный сайт]

А потом вдруг все как-то само по себе встало на места. Восстановили прыжки и даже поменяли расстановку элементов.
СОРЕВНОВАТЬСЯ С ЮНИОРКАМИ СТАНОВИТСЯ СЛОЖНЕЕ

– За несколько последних месяцев вы, как мне кажется, должны были ответить сами себе на один-единственный вопрос.

– Хочу ли я продолжать кататься? Да, хочу. Понятное дело, что у меня бывают какие-то спады, иногда все получается, иногда, напротив, все валится из рук, но такое случается с каждым спортсменом, это нормально. Главное, я понимаю, чего именно хочу добиться, и уже успела понять, что это достижимо.

– Работать с Урмановым вам интересно?

– Очень. Это какое-то бесконечное разнообразие.    Если что-то вдруг перестает получаться, тут же предлагается восемьсот других заданий, которые помогают устранить ошибку. Сразу чувствуется, что Алексей Евгеньевич сам был одиночником, прекрасно понимает механизм исполнения всех элементов и знает, как сделать так, чтобы самые сложные вещи получались легко.

– Соображения по поводу программ на новый сезон у вас с тренером уже есть?

– Да. Но только в общих чертах. Сейчас в ближайших планах усиленная работа в зале – подготовка мышц к работе. Этим я буду заниматься, пока тренер в отъезде: Алексей Евгеньевич готовит Дениса Васильевса к чемпионату мира и, соответственно, полетит с ним в Америку. У меня ведь не только мышцы корпуса, но и ноги тоже слабые.

– Вы, тем не менее, стали заметно мощнее прыгать.

– Да, прыжок стал выше. Но это скорее за счет того, что мы поправили технику. Мне кстати помогло то, что я начала прыгать с поднятой рукой. Раньше я вылетала после отталкивания и словно пугалась этого – сильно зажималась в воздухе. Поэтому, думаю, и второй тулуп в каскадах потеряла. Поднятая рука помогает додерживать вращение, не сгибаться. Хотя прыгать таким образом я начала, можно сказать, случайно: делала двойные прыжки, потом стала делать тройной флип и неожиданно он очень легко получился, даже не ожидала от себя.

– Вы следите за тем, что происходит в женском катании?

– Стараюсь.

– Не пугает, что появляется все больше и больше маленьких девочек, которые катаются так, что даже не всегда понятно, как с ними соперничать?

– Главное что я понимаю, как и что должна делать сама. Сейчас, конечно же, ситуация в женском катании заметно меняется. Раньше тем, кто старше, ставили гораздо более высокие оценки за компоненты, и этого хватало для того, чтобы компенсировать недостаток сложности. Сейчас юниорки с самого начала начинают получать достаточно высокую вторую оценку. Соответственно и соревноваться с ними становится сложнее. Но как говорит Алексей Евгеньевич, надо просто делать свое дело, а время все расставит по местам. Вот я и делаю свое дело. Улучшаю прыжки, выразительность катания, учу новые вращения с новыми позициями. Над всем этим мы будем усиленно работать в межсезонье в Сочи. Возможно, ближе к осени съездим куда-то на сбор, чтобы сменить обстановку, хотя абсолютно все для работы есть и на нашем катке. Даже не хочется никуда уезжать и терять время.  Сейчас кажется, что времени у меня очень много, хотя на самом деле его нет.
ПОСЛЕ ПХЕНЧХАНА МНЕ БУДЕТ 19. ЭТО МНОГО

– Как долго вы приспосабливались в Сочи к изменившемуся быту?

– Первые дни присесть не успевала. Новым было все. Я крутилась изо всех сил, чтобы успеть сделать то, что запланировано. И постоянно просыпала утреннюю тренировку. В Москве мы начинали кататься в час дня, поэтому мне никогда не приходилось вставать по будильнику. И спать ложилась, когда хотела. В Сочи тоже пока не получается засыпать рано, поэтому и просыпаться тяжело. И читать пробовала, и рисовать – бесчисленное количество блокнотов уже изрисовала, и гуляла, и музыку слушала – не идет сон, и все тут.

– Питаетесь вы тоже в гостинице?

– В основном только завтракаю. Остальное как придется. Можно взять в отеле шведский стол, но это мне противопоказано – слишком велик соблазн чересчур наесться.   Так что обедаю я чаще где-то в другом месте. Или просто покупаю готовую еду, которую можно съесть в номере. Возможности готовить самостоятельно у меня нет. Но мне все нравится. Жить в Москве было сложнее. Даже если просто хотелось выйти на улицу погулять.

– О том, чтобы снять квартиру в городе вы не думали?

– Нет. В моем случае это не очень безопасно. Есть достаточно много людей, как выяснилось, которые очень активно пытаются влезть в мою жизнь. Добывают адреса, звонят. Мне вообще непонятно, как можно настолько бесцеремонно вторгаться в чужое пространство с полной уверенностью, что их тут ждут. Так что на данном этапе гостиница для меня удобнее во всех отношениях.

– На улицах вас узнают?

– Бывает, идет человек, видит меня, и его глаза тут же округляются. Понимаю, что он начинает сразу пытаться вспомнить: где меня видел. Я в таких случаях быстро ускоряю шаг и быстро-быстро ухожу.

– А по Москве не скучаете?

– Нет. Сейчас вот приехала на несколько дней, обошла все знакомые места, со всеми пообщалась. Можно собираться назад. Насовсем в Москву вернусь потом, когда закончатся все мои сочинские приключения.

– И сколько же по вашим ощущениям эти приключения могут продлиться?

– Года два точно. А там – как пойдет. Может быть, захочу кататься еще лет восемь.

– Борьба с весом уже не доставляет таких проблем, как прежде?

– Проблемы были летом. Я старалась похудеть, бегала, отказывалась от еды, но ничего не могла сделать. Раньше думала, что фраза -поправляешься от воздуха– – это всего лишь такой оборот речи, но то, что происходило со мной, лучше всего отражают именно эти слова. Ложку меда в чай положил – получи килограмм сверху. Вообще порой не понимала, что происходит. Мне ведь действительно казалось, что все ужасы, которые рассказывают про переходный возраст, никогда меня не коснутся.

К чемпионату России я неимоверными усилиями сбросила один килограмм. А к финалу кубка России вес вдруг сам пошел вниз – я сразу начала – выпадать– из всех платьев. В Сочи вообще проще с питанием. Я ем много фруктов, овощей, зелени, и мне это нравится.

– Когда вы боролись со всеми сложностями взросления, оставаясь в Москве, не было желания вообще уйти из одиночного катания? Как ушла Софья Бирюкова, например, которая нашла себе партнера и довольно успешно выступает в парах?

– Знаете, после того, как осенью я покаталась на сборе у Марины Олеговны (Зуевой. – Прим. "СЭ"), мне безумно захотелось попробовать себя в танцах. До такой степени, что вернувшись в Москву я довольно долго маме мозг выносила, чтобы она отправила меня в танцы. Мне казалось, что там у меня обязательно все получится: я маленькая, гибкая, меня в поддержках будет удобно крутить, к тому же мне не страшно. В Америке меня даже в пару ставили с танцором.   Это было здорово.

– Так что мешает реализовать намерения после Олимпийских игр в Пхенчхане?

– Мне будет уже 19, это много. В танцах нужно долго скатываться. Мне, собственно, так и сказали, когда я с кем-то поделилась этой идеей: "Ты что, с ума сошла? Там только одним скольжением люди по восемь часов в день занимаются".

– Но ведь можно уйти и в парное катание?

– Нет, этого не хочу. Мне очень нравится со стороны смотреть на то, как катаются Таня Волосожар с Максимом Траньковым, Ксюша с Федей (Столбова/Климов. – Прим. "СЭ"), но сама я даже представить себя не могу на месте партнерши. Страшно очень становится от одного вида некоторых элементов.
ПРОГРАММУ МЕДВЕДЕВОЙ СТАВИЛИ ДЛЯ МЕНЯ

– Кто сейчас причесывает вас перед выступлениями?

– Сама. У меня, если честно, не хватает терпения плести мелкие косички так, как плела мне их мама. Хотя я все это умею и при необходимости могу соорудить любую прическу.

– А почему смеетесь?

– Вспомнила, как старательно мутила себе прическу перед выступлением в Австрии. Там все пошло наперекосяк уже начиная с разминки. Я сделала первый прыжок и каким-то образом расцарапала себе всю надкостницу лезвием конька. При том, что колготы даже не порвались. Делаю второй прыжок – попала лезвием по шнурку, разрезала его почти полностью. Захожу на флип с поднятой рукой, задеваю этой рукой голову и понимаю, что все заколки, которыми я закрепляла завитки своей замечательной прически, остались у меня на перчатке, не говоря уже о том, что прядь волос я просто выдрала из головы. А стартовый номер – первый...

– Со стороны казалось, что на том турнире в Инсбруке вы катались совсем без настроения. Словно не понимаете, зачем вам это нужно.

– Рассказать вам, почему? Я на левую ногу вообще не могла наступать. В тренировках в Сочи мы уже начали готовить новые каскады на следующий сезон, начали их напрыгивать, и, видимо, какие-то мышцы просто оказались не готовы к такой нагрузке. Или я сама слишком рванулась работать. В общем, в приводящей мышце бедра от перенапряжения лопнули волокна.  Меня обследовали, сразу начали делать какие-то процедуры, прописали восстанавливающие препараты, но рекомендации врачей сводились к тому, чтобы лежать и не пытаться даже ходить. А до отъезда на турнир – всего четыре дня.

– Не поехать в Инсбрук мыслей не было?

– Если бы мы не поехали, проблем возникло бы намного больше. Мне нужен был еще один старт, нужно было зарабатывать рейтинг.  Поэтому решили, что как получится выступить, так и получится. Задачу в итоге выполнили.

– Раз вы уже начали работу над новыми каскадами, значит, уже представляете, что хотите показать в следующем сезоне?

– Все пока что очень абстрактно. Исправляем какие-то технические моменты в простых элементах, дальше будем восстанавливать каскады -лутц-тулуп-, -риттбергер-тулуп-, у меня хороший в пол-катка -дупель-ойлер-сальхов-, и эта связка очень хорошо смотрится, как недавно выяснилось. Перед выступлением в Инсбруке мы восстановили лутц-тулуп, но как раз после этого произошла травма. Но уже понятно, что восстанавливать прыжки получается достаточно неплохо.

– Кто будет заниматься постановкой ваших программ к следующему сезону?

– На этот счет есть несколько идей, все постановщики иностранные, но конкретные фамилии назвать пока не могу, поскольку мы еще даже не начинали переговоры.

– Вы ведь достаточно капризный в плане постановок человек, я права?

– Скорее, я просто с большим трудом подпускаю к себе новых людей. И не соглашаюсь ни на что новое до тех пор, пока не пойму, что для меня это не будет во вред.

– На протяжении всех соревнований этого сезона я слышу, что Евгения Медведева катает программу, которая должна была быть поставлена для вас. Если это правда, мне жаль, признаюсь честно. Вам бы очень пошла такая постановка, как мне кажется.

– Да, эту программу действительно ставили для меня. Возможно, она действительно мне подошла бы, но дело в том, что мне сразу очень сильно не понравилась музыка. Я очень старалась к ней привыкнуть, тем более что мне говорили, что я действительно привыкну за неделю. Но этого так и не произошло. Не моя это музыка, я ее просто терпела из последних сил. Но когда задавала себе вопрос, ради чего должна терпеть весь сезон, ответа не находила. Когда эту программу стала катать Женя, я даже думала, что буду по-прежнему раздражаться, слыша музыку на катке. Но этого не произошло. Видимо, в сознании щелкнуло, что это уже не моя музыка и мне больше нет до нее никакого дела.
НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ ДЛЯ МЕНЯ ТОЛЬКО СЕЙЧАС

– Та часть работы, которая связана с рекламой, съемками, различными поездками вам нравится?

– По-разному бывает. С головой я стараюсь в это не погружаться. Это просто некая – обязательная программа – которую накладывает контракт. Хотя мне было интересно сниматься в рекламном ролике. Его создатели хотели показать фигурное катание так, как его воспринимает сам фигурист, используя для этого палку для селфи. Взгляд со льда, так сказать.

– Помню, когда мы с вами разговаривали в Будапеште после чемпионата Европы-2014, вы дали понять, что не любите фигурное катание, а скорее терпите его.

– В олимпийском сезоне так и было. А вот потом… У меня появилась возможность окунуться в окружающую жизнь, и я поняла, что совсем этой жизни не знаю. На катке тоже все перестало получаться. В какой-то момент я вообще перестала понимать, как жить и что делать. Мне стало все равно. Сейчас же я просто стараюсь получать удовольствие. От того, что катаюсь, от встреч с друзьями, от самостоятельности. И понимаю, что настоящая жизнь начинается для меня только сейчас. И в спорте в том числе. Я не терплю фигурное катание, а понимаю, что оно мне нужно. Может быть у нас с тренером что-то и получится?    

Еще мне очень нравится атмосфера у нас в группе. Я никогда не встречала такого раньше: сколько групп знала, везде всегда была война, образно говоря. Спорт-то у нас индивидуальный, все время очень жестко ощущается конкуренция. Даже когда со стороны кажется, что на тренировках надо льдом летают бабочки. Скажу больше, для себя я давно решила, что фигурное катание – это просто такой очень жестокий мир, к которому надо привыкнуть. И тут попадаю к Алексею Евгеньевичу… Долго думала: в чем тут подвох?

– И?

– И пришла к выводу, что не нужно об этом думать вообще.  Надо просто дорожить такими отношениями. В нашем виде спорта это – большая редкость.

– Чего вам больше всего не хватает в Сочи?

– Наверное, близких людей. Хотя с другой стороны, я научилась ценить моменты, которые можно провести вместе с теми, кого любишь.

У меня не вопрос, просто пожелание: "Не уходи, пожалуйста!" И пусть все сплетники отравятся собственным ядом! Helga

С чего вдруг?? Да шли бы они все лесом)

Юля, почитай Довлатова, если не приходилось. Вы с ним одной крови - у вас потрясающее чувство юмора и самоирония. Хорошая защита от идиотов. Lobova

Учту) Прочту..

Алексей Урманов: "Липницкая стала понимать, что она пытается показать на льду"

Прокатом своей произвольной программы в Сочи Юлия Липницкая осталась недовольна. На вопрос, чем расстроена сильнее всего, ответила:

– В принципе все произошло, как я и ожидала. Мы просто не успели сделать достаточное количество прокатов в тренировках. Вообще целиком не катали произвольную программу, честно говоря. Но если знать, как нереально я волновалась накануне этих открытых прокатов, могло быть даже хуже. Напряжение было сильным.

– В интервью в начале этого года вы говорили мне, что в какой-то момент даже начали испытывать страх перед выступлениями.

– Да, такое было. Я, например, очень боялась открытых прокатов в прошлом году. Хотя сейчас, когда думаю о соревнованиях, где буду участвовать, страха не испытываю. Понимаю, что за оставшееся время мы успеем сделать нужное количество прокатов, и все будет совсем не так, как сейчас.

Наверное, просто все дело в том, что первое появление на публике, первый выход "в свет", первый показ программ для меня всегда были очень волнительными, даже совсем в "лялечном" возрасте. Каждый раз ведь хочется показать все, что удалось наработать. И от одной только мысли, что не получится, страшно становилось так, что ноги сводило.

Хотя могу сказать, что сдвиги к лучшему в этом отношении сейчас есть. По ходу произвольного проката я, например, пыталась бороться за каждый элемент, пусть какие-то из этих элементов получились кривыми и косыми. Раньше я просто напрыгала бы "бабочек".

ПЕРВЫЙ СТАРТ – В БРАТИСЛАВЕ

– Технические планы на межсезонье были у вас грандиозными и касались прежде всего прыжков. Удалось реализовать задуманное?

– Технической работой мы в основном летом и занималась. Межсезонье гладким не получилось – не обошлось без "болячек". Но сделать, тем не менее, мы успели достаточно много. Много работали над самыми разнообразными вариантами каскадов, делая упор на второй прыжок, и скажу честно, возвращать эти прыжки было тяжело. В короткой нам более-менее все удалось, хотя я сильно переживала за каскад лутц-тулуп. Произвольная программа пока совсем сырая, с совершенно неотработанной хореографической частью.

– Вы безжалостны в оценках.

– Ну а кого обманывать? Главное, что нам с Алексеем Евгеньевичем (Урмановым. – Прим. "СЭ") совершенно ясно, над чем и как мы будем работать в оставшиеся до начала соревнований дни. Первый старт у меня будет на мемориале Ондрея Непелы в Братиславе, потом этап "Гран-при" в Чикаго и Москве.

– Знаю, что летом вы дополнительно работали еще и с танцевальным специалистом – Екатериной Рублевой. Вам понравилось?

– Да, очень. Мы как-то очень быстро нашли общий язык. Катя сразу взялась за работу так, как будто я всю жизнь провела в танцах. Хотя танцоры в фигурном катании – это вообще отдельная история. Они могут всю тренировку отрабатывать шаги, которые я ненавижу всем сердцем.

– Речь о каких-то особенно сложных шагах?

– Если бы! Обычная "елочка" на прямом ребре. Основной шаг в фигурном катании. У одиночников это просто шаги, которыми набирают ход: сделал – и забыл. У танцоров – целая история: плотно сесть "в ноги", толкнуться от конька, держать при этом спину, не поворачивать плечи и бедра – то есть держать так называемый прямоугольник... Я пока осваивала все это, с ума сходила. Выматывалась на шагах похлеще, чем на прокате произвольной программы. Прыгать куда легче было.

– Что дала вам эта работа по ощущениям?

– Более мощный шаг, другое катание. Мы, к сожалению, не работали так много, как хотелось: Катя приезжала в Сочи несколько раз, выкраивая время между работой со своими танцевальными парами. Иногда на несколько дней, иногда на недельку. Постоянного тренера по скольжению у нас в Сочи нет.

СЕЙЧАС ВСЕ СТАЛО ЛЕГКО И ПРОСТО

– С появлением новых правил в одиночном катании стало модно приглашать для постановок дорожек специалистов из танцев. По крайней мере, такая тенденция бросалась в глаза. Объяснение этому у вас есть?

– Танцоры не тратят свое драгоценное время на такую "мелочь", как прыжки. У одиночника же прыжки отнимают львиную долю тренировки: техника, подготовка и так далее. Поэтому, если одиночник делает танцевальную дорожку, составленную из шагов, которые танцоры отрабатывают изо дня в день по многу часов, уже одно это смотрится необычно. Это действительно круто – делать дорожки так, как их делают танцоры. Поэтому многие и стараются поработать над шагами со специалистом из танцев, отточить технику. При правильном исполнении становится легко делать даже очень сложные шаги. Соответственно проще потом добавлять работу колена, корпуса – чтобы дорожка смотрелась максимально выигрышно, начинала "играть", а сам ты не помирал бы в ней, а чувствовал себя комфортно.

Дорожку в короткой программе мы ставили со Стефаном (Ламбьелем. – Прим. "СЭ"). В Сочи я ее несколько упростила, делала не в полную силу, причем сознательно - чтобы нормально отработать все прыжки. В начале сезона всегда подсознательно экономишь силы на первой части, чтобы гарантированно доехать программу до конца. Я четко контролировала свое состояние по ходу проката и удивлялась, насколько мне легко. Потому что когда мы ставили эту программу, неудобным было все.

– Как же вы с вашим характером это неудобство выдерживали?

– Мне еще в детстве тренеры часто повторяли: если с самого начала все ставить так, как удобно, спортсмен никогда не вырастет. А вот "неудобные" элементы заставляют более тщательно их вкатывать, и уже от этого ты растешь в техническом плане. Я запомнила это тогда очень крепко. Поэтому, работая с Ламбьелем, не раздражалась, а скорее с удовлетворением думала: "Зато я вырасту!"

– И чем кончилось дело?

– Тем, что сейчас все стало легко и просто. Вроде радоваться надо, а я все подвох ищу: почему так легко-то? Наверное, что-то со мной не так. Наверное, где-то недоработала.

- Но работать-то есть над чем?

– Конечно. В Сочи нам было много чего предъявлено на разборе короткой программы – и по дорожке, и по "транзишенам", все замечания были сделаны по делу, и за все это мы, разумеется, возьмемся в первую очередь. Что касается произвольной постановки, ее первым делом надо вкатать. А потом уже браться за отработку деталей.

– Вы удивили меня рассказами о работе с Ламбьелем. Принято считать, что, когда постановкой программ занимаются бывшие фигуристы, они ставят всегда так, чтобы спортсмену было удобно.

– На самом деле мне очень понравилось работать со Стефаном. Возможно, все дело в том, что он не первый постановщик в моей жизни и мне есть с чем сравнивать. Скажем, когда в детстве постановками занимаются тренеры, эти программы всегда удобны детям, поскольку изначально ставятся под прыжки. Очень удобно ставил Николай Морозов: обычно он просил показать ему какие-то шаги, внимательно смотрел и говорил: "Сюда мы вставим вот это – оно туда ложится". И получалось, что вся дорожка строилась именно от удобства. Марина Зуева старалась внести в программу какие-то новые связки и хореографические приемы, просто я попала к ней в тот момент, когда не очень хорошо понимала сама себя. Понятно, что человеку со стороны было еще сложнее понять, как со мной работать. По ходу сезона те программы улеглись, но в начале я чувствовала себя в них достаточно странно.

Стефан же – это вообще отдельная история. Заиграла музыка – и он улетел. Он до такой степени любит музыку и лед, что наблюдать за его импровизациями колоссальное удовольствие. Но мы-то приехали не его катанием любоваться, а программы ставить. На практике это выглядело так: Стефан включает музыку, начинает быстро-быстро накручивать какие-то шаги, мы с Алексеем Евгеньевичем стоим, раскрыв рты и вообще не понимаем, как он все это делает. Потом я прихожу в себя, прошу повторить, он начинает повторять – и делает все вообще по-другому, причем иногда даже не отдает себе в этом отчета, поскольку не запоминает ни шагов, ни их очередности. Спрашивать, что он вот именно сейчас делал, бесполезно. Поэтому я приучилась зрительно выхватывать из его дорожек какие-то куски и повторять их. Ездила следом, уткнувшись глазами Стефану в ноги. Он ведь еще и ноги постоянно заплетает каким-то непостижимым образом. Заворачивает их, скрещивает. Столько, сколько я валялась в Швейцарии по льду, пытаясь повторить за Ламбьелем какие-то движения, я не валялась никогда в жизни.

– Окончание работы восприняли с облегчением?

– С одной стороны, мне очень понравилась эта работа, и я с удовольствием ее продолжила бы. С другой - мы с Алексеем Евгеньевичем поняли, что работу над двумя постановками сразу просто не осилим – слишком много новой информации, которую нужно "переварить". Хотя какие-то куски дорожек и шаги, которые не вошли в короткую программу, мы будем использовать в произвольной.

– Как ставилась произвольная программа?

– Мы очень долго не могли найти музыку. Слушали все подряд, пока не наткнулись на саундтрек "Убить Билла". Я сразу вспомнила, что уже каталась под эту музыку на показательных, и подумала: а почему нет? Мне ведь еще тогда говорили, что программа смотрелась неплохо.

– Пытаюсь вспомнить – и не могу.

– Это был олимпийский сезон, а этот номер я катала всего один раз – на этапе "Гран-при" в Канаде. Мы тогда поставили программу очень быстро, не слишком удачно нарезали музыку, поэтому получилось все совсем не так, как я хотела и представляла себе. Ну и на этом все закончилось. Сейчас же я вижу, как все это можно развить, мне интересно.

– Для вас по-прежнему принципиально, чтобы идея программы изначально была вам понятна и нравилась?

– Я стала иначе к этому относиться. Если раньше с ходу отметала любую идею, если не понимала ее, то сейчас стараюсь попробовать и понять: что такого видит в том или ином замысле тренер или хореограф, чего не вижу я? Относительно произвольной программы никакого противодействия у меня не было. Все как-то складывалось само собой. Было удобно, кстати, ставить программу дома: когда нет необходимости полностью подчиняться чужой идее, чувствуешь себя гораздо свободнее и комфортнее. Захотел изменить заход – изменил. Захотел переставить элементы – переставил.

ПРОБЛЕМА ВЕСА ИСЧЕЗЛА

– За минувшее лето вам удалось привести себя в фантастическую внешнюю форму. Это было тяжело?

– Вес начал уходить еще перед февральским Кубком России в Саранске. Недавно я положила рядом фотографии, сделанные в конце прошлого года на показательных выступлениях чемпионата России, и те, что были сделаны накануне прокатов на шоу в Москве. У меня был шок. Мне казалось, что тогда, в декабре, я уже хорошо выгляжу, что дальше можно и не худеть уже. Но на самом деле между этими фотографиями минус восемь килограммов.

– Вы прилагаете сейчас усилия к тому, чтобы вес оставался стабильным?

– На самом деле нет – все нормализовалось само по себе. Как только я начала заниматься ОФП – с резиной, в тренажерном зале – проблема веса исчезла. Комплекс упражнений направлен на то, чтобы мышцы укреплялись, но не увеличивались. Хотя раньше я до жути боялась тренажерного зала.

– Почему?

– Мы занимались там очень редко, но нагружались по максимуму. Из-за этого у меня возникало чувство, что мышцы ног отекают и начинают распухать, словно в них закачали воду. Это совпало с периодом, когда начал расти вес, поэтому само словосочетание "тренажерный зал" вызывало в моем сознании панику: мало того что толстая, так еще буду вся распухшая. И это тело еще и на льду не катается никак, катастрофа полная, в общем. А в Сочи все стало налаживаться как-то само собой, хотя первые две недели я шла в тренажерный зал на трясущихся ногах.

– Изменения фигуры в зеркале отслеживали?

– Любые изменения раньше всего замечают массажисты. Они и стали мне говорить, что у меня стали появляться мышцы: на спине, на ногах, просто за спину мы переживали больше. Я пыталась закачивать спину и раньше, но, как выяснилось, делала это неправильно, из-за чего возникали проблемы с позвоночником, с копчиком, с крестцом, с нервными окончаниями. Чуть не так повернулся, что-то защемило, и нога не работает. Правильно закачать спину – вообще проблема в фигурном катании – думаю, все фигуристы с ней сталкиваются.

– Дурацкий вопрос, наверное: когда хорошо проработаны мышцы, падения становятся менее болезненными?

– Я бы сказала, что когда есть мышцы, быстрее вскакиваешь. А иногда вообще не падаешь там, где мог бы упасть. Но падения всегда сильно подбешивают.

– За год, проведенный в Сочи, вы начали ощущать себя жительницей курортного города?

– То, что город действительно курортный в полном смысле этого слова, лучше всего ощущается на улице, где постоянно бродят толпы народа, ошалевшего от солнца, от жары, от безделья. До какой степени все расслабленные, я поняла, когда стала брать уроки автовождения. Инструктор возил меня в места, где много людей – нарабатывать внимательность, реакцию. Там-то я и столкнулась с тем, что люди не контролируют своих действий. Ты можешь ехать со скоростью десять километров в час, но не застрахован от того, что кто-то не выпадет тебе под колеса. Многие ведь вообще не думают, идут они по тротуару или по дороге. В Сочи тебе навстречу на шоссе в любой момент может вылететь машина через две сплошные – но не потому, что человек спешит, а просто он на что-то отвлекся. Меня все спрашивают: как ты вообще работаешь в Сочи? Наверное, из моря не вылазишь?

– Хороший вопрос, кстати.

– На море, если честно, я была в последний раз, наверное, месяц назад. Сначала было интересно: я старалась выбираться на пляж каждый день – просто полежать у воды и позагорать. Когда пошли серьезные нагрузки, поняла, что с этим надо заканчивать. Лучше поспать в отеле лишний час или позаниматься, ту же теорию по вождению почитать – я ведь все сама учила, не ходила в автошколу. В выходной я обычно сплю до часу дня – чтобы побыстрее восстановиться. Или улетаю в Москву.

– Часто получается выбираться?

– Стараюсь часто. И, кстати, это тоже помогает восстанавливаться: несмотря на перелеты, возвращаюсь обратно полная энергии и желания работать.